Мгла увидела, как Сорока потянулась к ней. И именно в этот момент отчётливо поняла, что сейчас произойдёт из-за этой её ошибки.
- Нет... - одними губами прошелестела Невидимая, прекращая бессмысленно биться. Мастер игнорировал её просьбы и был неумолим, жестко отбросивший её Сороку в ближайшее скрюченное дерево (серебристая замерла, зажмурившись), как будто необъятная и такая важная для Мглы душа этой кошки была не больше, чем падаль.
Но для Невидимой она была целым миром. Многогранным и непостижимым, и в то же время таким простым и уютным. Прямо на виду у Мглы родное существо обращалось в окровавленный, бездыханный мех. Лапы серебристой кошки подкосились. Но перед синими глазами, уставленными в потухший взгляд Сороки, которому никогда, (никогда!...) не суждено было теперь загореться остатками жизни, была совсем другая картина.
Тёплые очи утешавшей её верней родной матери подруги, такие живые, настоящие и близкие, что за одно возвращение в тот сладкий и сквозь всё безумие умиротворяющий момент, прежде чем проститься, оказывается, навсегда, Мгла готова была отдать всё на свете. Всё, чтобы оказаться там и вместо того, чтобы в очередной раз уйти, будто времени у них с Сорокой бесчисленное множество лун, хватать её и бежать без оглядки, разрывая когтями подвернувшиеся под лапы жёлтые цветы, чем бы это ни обернулось.

Всё, чтобы только исправить один этот до безумия неправильный миг: миг смерти Сороки, в которую не хотелось верить. И всё, больше ничего не было нужно.
Сердце мучительно сжалось, когда Мгла издала последний исступленный и полный неугасаемой боли крик, провожая чёрно-белую воительницу в самый последний путь.
Вся её ослабшая душа так саднила, что серебристой кошке показалось: момент этой нестерпимой боли - и есть её главное наказание в Тёмном лесу. Её личный ад: осознание ухода существа, которое готово было быть рядом, на её стороне, что бы ни происходило, не в Звёздном племени, не где-нибудь в мирных горах, не где-нибудь там, где заливаются трелью соловьи и сверкают на солнце ручьи. А в самом жутком и самом беззвёздном для обычного кота месте, от которого кровь стынет в жилах.
Как же Мгла боялась найти здесь свою собственную смерть, боялась каждого шороха, тени и звука. Гораздо больше, чем даже при земной жизни. И мало отдавала себе отчет, почему, ведь отнюдь не слыла трусихой. И только теперь, когда не стало чёрно-белой кошки, душа которой для Мастера, для Мятежника, для Тёмного леса и кажется для всего леса четырёх племен не означала ничего, а для неё - была так бесценна, она вдруг прозрела.
Страшно, больно, плохо умирать, когда ещё есть, ради кого существовать, ради кого бродить ища встречи. Даже в Тёмном лесу. Быть кому-то нужной. А теперь у Мглы не было ничего...
Она совсем обмякла и стала понемногу съезжать на землю. Да Мятежник уже и перестал её держать - он сделал своё дело и спокойно ушёл, увлекаемый Мастером, проливать кровь невинных и в чём-то может быть и впрямь - виноватых.

Но Невидимой было уже безразлично. Она лишь сиротливо подползла ближе к мертвой подруге, ложась в лужу её крови и закрывая синие глаза. Мёртвое сердце её ныло от страшной тоски, но Мгла не могла уже плакать. Сил не было. Она как будто погибла здесь вместе с Сорокой и отступилась от всякой борьбы, твёрдо решив для себя, что с неё хватит.
Взглянуть на морду кошки, которая скоро сольётся с местной прогнившей землёй, она не решалась и не хотела. Для неё Сорока так и осталась ещё живая, глядящая привычно для себя хитро и подмигивающая: "Мы связаны, понимаешь? Столько всего предстоит". Странно: в тот момент серебристой казалось, что она не услышала этих слов, но теперь ум словно бы прояснился. Ведь важнее каждой из последних фраз покойницы, что остались Мгле на память о Сороке, в этот момент не было ничего.
"Ну что. Ещё увидимся?" - помнится, сказала ей тогда Невидимая. Могла ли она знать, что тогда в последний раз говорила с подругой? Конечно, могла. Но так боялась принять, что это действительно может произойти.

Слабые призраки, которые теперь казались даже сильнее Невидимой, окружили скорбную серебристую кошку, перепачканную в сорокиной крови. Они небрежно и даже издевательски оттащили её, ничуть не сопротивляющуюся, от подруги и примкнули к ней со всех сторон, мерно забирая последние силы, совсем как паразиты.
<Продлят себе жизнь ещё на пару бессмысленных лун>, - буднично догадалась Мгла и покорилась судьбе, окончательно расслабляя болящие от недавней борьбы с Мятежником мышцы.
В ней и ненависти не осталось. Даже к Мастеру с Мятежником, только что отнявшим у неё последнюю волю к жизни.
Не осталось ничего. Только звенящие отголоски последних фраз.

- Я за тобой пойду куда угодно. Невидимая.
- "Почаще меня так называй.. "

Невидимая не заметила, как ехидные тени отступили от неё. Не они, так Мастер или Мятежник вернулись бы скоро и навеки покончили с ней.

- Вставай, - раздалось над ухом. Кошка двинула им, будто этот голос был лишь потревожившим нездоровый покой ветерком.
- Только не здесь, только не так.
<Именно здесь. Именно так>, - устало вторили мысли исключившей себя из всякой борьбы синеглазой кошки. Она не спешила послушаться. И даже не успела осознать, кто говорил с ней.
- Я за тобой пойду куда угодно, Невидимая, - тут серебристая неожиданно быстрым движением вскинула голову, почему-то позволившая себе допустить мысль, что это Сорока пришла к ней. Что обе они погибли, но не канули в небытие, а встретились где-то за краем мироздания, как в какой-нибудь глупой легенде.
- Ты хочешь услышать это снова?
<Я не смогу без этого. Я не справлюсь>.
Туман первых мгновений рассеялся, и бывшая Мгла увидела перед собой... Рану.
Вопреки тому, сколько раз она представляла себе эту встречу, которую так ждала на протяжении многих лун, сколько прокручивала её в голове и с трепетом, и со злостью, она не нашла в себе понимания, как ей теперь отнестись к этой кошке. Рана смотрела на неё сверху вниз так холодно, так отстранённо. Невозможно было понять, зачем она здесь и что она чувствует. И точно ли не мерещится Невидимой на пути к окончательной смерти.
- Ты меня бросила... - безжизненным голосом произнесла кошка, не сводившая с наставницы опустевший взгляд синих глаз. Кровь Сороки перепачкала ей подбородок и серую шею.
- Как ты могла. Я ведь так тебя ждала.
Слова, которые ей нужно было сказать Ране, не было необходимости искать: они всегда были на поверхности. Всегда были в её душе, все эти луны, которые она скиталась с горькими мыслями, что больше не нужна своей ночной наставнице.
И при этом никогда она не хотела в это поверить окончательно. Надо ли говорить, что даже сейчас синеглазая ждала, что кошка разубедит её как-нибудь. Как Туманная Заря в детстве, непременно скажет, что Невидимая не права, что опять надумала себе лишнего и таит обиду из-за сущих пустяков.

- Мне так больно, - зачем-то поделилась вдруг серебристая:
- Я не могу пошевелиться, хотя это только душа болит.
Призрачная шерсть её была теперь совсем блёклая. Казалось, ещё немного, и Невидимая и впрямь исчезнет.

- Я искала выход, - тихо объяснилась Рана.
<Выход? Но я же знаю: отсюда нет выхода>, - отрешённо подумалось Невидимой. А ведь она так и не сумела оставить за спиной объятые тёплым флёром жёлтые цветы и проверить, так ли это. И как только отыскала в себе решимость рискнуть на такое вместе с Сорокой, бросая на кон всё, чем жила прежде и в один миг стирая прежнюю значимость этого, подруги не стало. И не было больше и призрачного шанса повстречаться с её душой вновь.
- Для нас с тобой. Иногда, чтобы найти путь, нужно остаться одному, - и всё же серебристой захотелось вдруг поверить словам былой наставницы. Пусть даже это и означало обмануться.
- Тогда вдвоём мы бы не выбрались из тьмы, - продолжала бурая:
- А теперь можем.
- Но как... - неверяще отозвалась Невидимая. На самом же деле продрогшей душе её вдруг стало страшно оттого, что ей будто бы снова предлагали загореться чем-то. Покоем, и бесконечными просторами, пустошами и степями - и правда, как дома... Серебристая закрыла синие глаза, когда Рана потянулась к ней. Боялась увидеть за спиной кошки истерзанное тело подруги. А ещё встретиться с жёлтыми глазами наставницы так близко и не расплакаться, как брошенное когда-то дитя.
- Вставай!
<Неужели всё это время ты никак не могла дать мне знать...> - конечно же, не могла, раз так всё вышло. Но и в один миг отступиться от обиды, глубоко-глубоко пустившей корни в душе бывшей Мглы, не получалось. И вдруг прозвучало то, что, оказывается, Невидимой было так важно услышать.
- Прости меня... Сестра, - мертвое сердце больно кольнуло от этого обращения, и Невидимая зажмурилась сильнее, чувствуя, как понемногу оживает её душа, чтобы снова дать цветку живой боли распуститься в сжавшейся груди. Прежде застывшие слёзы ручейками легли на щёки. Так часто кошка мучилась, вспоминая, как Рана назвала её сестрой по крови в их последнюю встречу. Так истерзывала саму себя, когда следом же за этими мыслями жестко убеждала себя раз за разом, что на самом деле эти слова не стоили ничего, раз наставницы рядом нет.
Но теперь Рана снова пришла, стоит перед ней и призывает подняться с колен.
- Чтобы быть вместе, не обязательно всегда нужно быть рядом.
Как сложно было Невидимой понять это раньше. Но теперь она, кажется, понимала смысл этих слов как никогда. Она чувствовала, как глубоко и невыветриваемо запрятаны в её душе самые родные для неё имена. Пусть даже с их обладателями она больше никогда не увидится.

Невидимая медленно поднялась, раскрывая выстуженные, но горящие пока ещё тихим пламенем синие глаза. Плечи её расправились, и столько болезненной свободы было в этом её движении.
- Вместе - навсегда, если ты выбрала это в своём сердце, - а она выбрала. И правда, все трое были навеки веков в её сердце. Сорока теперь тоже продолжала существовать в её воспоминаниях, как это было с Колосом и Раной. В воспоминаниях, которые вдруг стали для неё дороже всего на этом отнюдь не белом свете.
- Не важно где ты. Колос, Сорока, я. Навсегда с тобой. А ты с нами.
Невидимая глубоко вдохнула: и цветок боли, который словно теперь был у неё вместо израненного сердца, распустился окончательно, синей звездой горящий в ослабевшей груди.
И вместе с тем, с готовностью взглянувшая за спину Раны, чтобы убедиться, что тело Сороки уже навеки исчезло из этого мира, Невидимая впустила в свою душу столько теплоты. Немыслимой теплоты, что только сыскалась в ней по отношению к этой черно-белой кошке, и серебристый облик её вновь стал крепнуть и возвращать себе прежние очертания, которые в моменты сломленности грозились размыться окончательно.
- Если ты однажды снова соберёшься куда-то уйти. Пожалуйста, простись со мной, как следует, - вместо бури слов и осознаний, застывших на языке, просто попросила серебристая кошка, шагнувшая навстречу Ране и ткнувшаяся мордой в её острое бурое плечо.

- Звёздный Снег однажды сказал мне, что не Звёздное Племя заточило наши души здесь, - Невидимая шире распахнула синий взгляд, и отражавшиеся в нём янтарные глаза Раны обратились в тёплые жёлтые цветы. Те самые, что отделяли мир запредельный, прекрасный, Звёздный от этого мрачного леса, вобравшего в себя утопшие в ненависти души.
- Я ему не поверила. И зря...
<Я бы тоже не поверила на твоём месте>. Но неужели напрасно?
Голова серебристой вновь медленно склонилась. Она тихо осмысливала слова бывшей наставницы, в которые, казалось, невозможно было поверить.

- Моя добрая, милая Невидимая, - обратилась вдруг Рана так нежно, так ласково, что сердце бывшей Мглы больно сжалось, а вместе с ним сжались и последние иголки, что только могло встопорщить уставшее от зла существо. Только боль эта была уже не такой поглощающей и удушающе беспощадной. Она обнимала и грела, она утешала; и слушая речи бурой кошки пустынь, Невидимая всё больше утопала в этом приятно саднящем чувстве. Кошка слушала эти слова как то долгожданное облегчение беспрерывно беспокоящей её боли, о котором она могла только мечтать все эти луны.
И самое грустное в этом было то, что она знала: еще немного, и она услышала бы эти исцеляющие слова и от Сороки. И как же сложно было не пускать в свою голову мысли об этом, а лишь раствориться в неописуемом настоящем. Единственном, которое ей было отныне дано...
- ..ты всё это время несёшь в себе непостижимую огромную силу, которую никто не смог отнять у тебя...
<Она всё знает обо мне... Всё, что было со мной>, - бурая хищница коснулась её щеки, и вместе с этим касанием по груди серебристой разлилась волна живого, горячего чувства, о котором и говорила Рана:
- Это любовь. Даже к тем, кто причинил тебе зло... К тем, кто оставил или предал тебя. Ты научила этому меня. Иной силе.
- Правда, научила?.. - зачем-то спросила Невидимая, на самом деле всё никак не могущая осознать, что это действительно она, Рана, вернулась за ней и говорит слова, которые далеко не каждому хоть однажды доведётся услышать за всё существование в земном и потустороннем мире. Признание Раной заслуг её Невидимки, уже давно ставшей Невидимой, признание её любви, которую раньше бурая не воспринимала как что-то истинное, и это почти материнское объятие всех её мук, что выпали на долю, было очень серьёзно для серебристой кошки.
Какой силой порой обладает сказанное от души слово нужного существа в сокрушительно сложный миг. Оно способно поднять с колен и вытащить из такого отчаянья, из которого, казалось, не было никакого выхода.
- Спасибо тебе, Рана. Спасибо, что говоришь со мной вот так, ничего не скрывая, - тихо прошелестела синеглазая, не в состоянии вымолвить больше ни слова от переполняющего её внезапного прилива сил, осознаний и света - того самого, о котором Рана говорила ей. Призрак снова роняла льдистые слёзы, капающие на холодную мёртвую землю, но теперь они сверкали, как маленькие драгоценные камни, и означали совсем другое: невообразимую смесь пережитой душевной боли и вознесения над нею.
- Думаешь, душа способная сохранить в себе так много света, заслужила оставаться здесь?
Невидимая взглянула на Рану с давно позабытой надеждой.
Какое-то время обе молчали. Мгла, застилавшая сердце Невидимой на протяжении многих лун, окончательно развеялась вместе с исчезновением Сороки. Серебристая в последний раз оглянулась: морозно синие краски зловещего неба совсем поглотили багровые, будто подчеркивая смерть чёрно-белой кошки, подобной которой не сыскалось бы на всём белом свете.
И наконец синеглазая, всё ещё не уверенная, что имеет право в этой жизни хоть на что-то настоящее и светлое, но так желавшая ухватиться за эту хрупкую соломинку, изрекла:
- Ты покажешь мне путь?

Хочу тебе довериться, как раньше...